— Что-что? — лениво спросил он.
— Как что? — Он играл с ней и явно получал удовольствие от своего превосходства, но он не знал, просто не мог знать, что ей известно гораздо больше, чем он может себе представить. — Отвечай же! Дин — отец Трейси или же нет?
Пока Милдред это говорила, она не отрываясь смотрела на Нормана и заметила, что он приоткрыл один глаз и бросил ленивый взгляд на нее.
— Нет, — мягко сказал он, настолько мягко, что Милдред не сразу поняла, что он говорит. — Дин никогда не был настоящим отцом Трейси.
Милдред едва не разинула рот — так поразила ее наглость Нормана. Какой он негодяй, бессовестный негодяй! Она теперь не хотела ничего — только встать и поскорее уйти отсюда, чтобы больше никогда его не видеть. Но, собрав последние силы, решила все-таки дослушать его рассказ до конца, заставить его признаться… Она всегда знала правду, но в глубине души еще надеялась, что все объяснится как-нибудь иначе.
— Полагаю, — как можно более спокойно, но твердо произнесла она, — ты скажешь мне, кто же все-таки ее настоящий отец.
— Не скажу, — отозвался Норман. — Я не имею на это права.
Милдред закрыла глаза и отвернулась от него. Она почувствовала, как его ловкие руки обхватили ее за талию и резко повалили на полотенце. Открыв глаза, она увидела его лицо совсем близко, всего в паре дюймов от своего. И прежде чем она успела вырваться, Норман притянул ее еще ближе, обхватив одной рукой спину, а другой крепко держа голову.
— И причина этого, — произнес он, обдавая ее запахом красного вина, — не в личных мотивах. Все не так, как ты думаешь…
Ее грудь оказалась прижатой к его груди. Ее ноги переплелись с его ногами. Плоть к плоти. Кожа к коже. Сердце к сердцу. Даже призвав на помощь всю свою выдержку и хладнокровие, Милдред чувствовала, как ее тело начинает жить своей, отдельной от разума жизнью, захваченное токами страсти, исходившими от Нормана. Одежды на ней почти не было, и это только усиливало желание. Каждая клеточка ее тела молила о близости, но рассудок твердил, что надо подняться и немедленно бежать отсюда.
Она слышала, что он продолжает что-то говорить… Она просто была обязана понять, что он имеет в виду. Она старалась не обращать внимания на наслаждение, словно мед разливающееся по всему телу, на его ласковые пальцы в своих волосах, а только вслушаться в его слова.
— Трейси не дочь Дина, — продолжал говорить Норман. — Видишь ли, моя дорогая, подозрительная, вечно-верящая-во-все-самое-худшее Милли, малышка Трейси не только не родная дочь Дика. Она еще и не родная дочь Дженис. Девочка была удочерена.
Милдред недоверчиво уставилась на него. Слова Нормана моментально вернули ее к реальности. Как Дженис решилась удочерить этого ребенка? И почему? Почему она пошла на это? Может быть, потому, что боялась, что собственный ребенок будет слишком похож на Нормана? Или она удочерила собственного ребенка? Неужели она изобрела такой чудовищный обман? Но как она сумела жить с этим? Нелепость! Невозможно скрыть беременность, по крайней мере на последних месяцах. А они смогли? Возможно, Дженис уехала куда-нибудь «на продолжительные каникулы», и не исключено — сердце Милдред едва не выпрыгнуло из груди, — что она приезжала именно сюда.
— О чем ты замечталась, Милли? Ты сейчас в своей Долине грез? — мягко спросил Норман.
— О… — эти слова дались Милдред с величайшим трудом, — о том, что в твоих словах кое-что не сходится. Однажды ты говорил, что… Дин был первым, кто открыл этот остров. Он приезжал сюда на каникулы?
— Да, вместе с Дженис.
— До того, как они удочерили Трейси?
— Да. Дин смог побыть здесь всего пару дней, а Дженис осталась, кажется, на несколько недель.
У Милдред голова пошла кругом. Значит, она права и спокойный тон Нормана лишний раз доказывает, какой он хитрый лицемер и обманщик. Пытаясь убедить себя, что искренне презирает его, Милдред тем не менее все время ощущала его руки на своей спине. Пальцы Нормана теребили застежки ее лифчика. Она нервно дернулась — и это стало роковой ошибкой. Его взгляд потемнел, лицо напряглось, а тело словно окаменело в ожидании чего-то. Вновь, как и раньше, она заметила перемену в нем и почувствовала, что он не рад своему внезапно нахлынувшему желанию. Он противился ему…
Но хотела ли она, чтобы сладкая и мучительная истома снова пронзила всю ее? Ощущал ли он то же самое, что и она? Хотеть… но бороться с желанием. Чувствовал ли он так же, как и она, что сопротивление бесполезно? Да, в этом она была абсолютно уверена, ибо увидела: Норман откинулся на полотенце, словно ее прикосновения обожгли его.
Милдред сознавала, что ей должно быть стыдно за то, что она собирается делать. Но она отбросила все угрызения совести подальше и кинулась в атаку. Ей предстояло соблазнить мужчину, который, по всей видимости, решил бороться с собственным желанием до последнего.
Она подняла затуманенный взор к его губам — влажным и слегка приоткрытым. И это не просто завораживало ее, а сводило с ума. С рассыпавшимися по плечам волосами, Милдред игриво опустила голову и подарила ему поцелуй — легкий, почти невесомый. Он не ответил на него, но и не оттолкнул ее. Синие глаза Милдред потемнели, и она сначала несмело, а потом все более уверенно вновь потянулась к его губам. Он по-прежнему старался сдержать себя, что только раззадорило ее. Вызов заставлял Милдред дрожать от предвкушений сладкой победы.
Внезапно Норман схватил ее за плечи и в одно мгновение их роли переменились. Взгляд его мерцающих глаз словно пронзил ее насквозь, в нем читалось желание.